Способы передачи тайного знания от колдуна неофиту

Способы передачи тайного знания от колдуна неофиту


Колдун передает свое "знание" чаще перед смертью. Мотивировка, обычно приводимая в мифологических рассказах и поверьях, переосмысляется в духе христианства: обладающий греховным знанием, за которое ему придется после смерти отдать душу нечистой силе (черту), старается избавиться от своего ведовства и передать его кому-нибудь хотя бы обманным путем. Собственно же языческая интерпретация преемственности колдовского искусства, некогда осмысляемой как сакральный акт, уже вытеснена из традиции.


Способы передачи и усвоения тайного знания могут быть различными. Один из них - прикосновение руки учителя к руке ученика. Иная версия: колдун-учитель наступает на ногу восприемника. Обе конечности осмысляются в народных верованиях как одно из средоточий жизненной, в том числе магической силы. Из сопутствующего данному обряду диалога колдуна и его ученика следует, что передаваемое и обретаемое знание в известном смысле материализуется: " - "На-те". - "Давайте"". Люди, не желающие приобщаться к этому греховному дару, стараются не подавать руки умирающему колдуну: "Так она все звала к себе, все у снохи-то руку просила. Та-то не дала. А то передала бы она свое колдовство". Неискушенные же подают руку и сразу же неожиданно для самих себя становятся "знающими": ""Хвеня, подойди ко мне! На!" - Я, говорит, подошла, он меня за руку взял - я все знать стала! <...>. А я подошла к ему, думала, че он давал, а он за руку мене взял".

Иной способ передачи ведовства заключается в том, что колдун передает восприемнику некий предмет как средоточие своих магических сил. Это может быть, например, корешок таинственной травы. Как повествуется в одной из севернорусских бывальщин, умирающему колдуну никак не удается передать своих "нечистых" знаний, ибо никто не желает ими воспользоваться. С ним остается лишь десятилетний внук, которому было строго-настрого наказано родителями не брать ничего из рук деда, дабы по неведению не заполучить чародейский корешок. Тогда колдун велит мальчику подать стоявший в углу веник. Тот, ничего не подозревая, исполняет просьбу. Незаметно всунув в него корешок, колдун просит отнести веник обратно в угол. Приняв его от деда, мальчик с веником берет в руки и чародейское зелье. Этого оказалось достаточным, чтобы к нему перешла и вся колдовская сила.


Смысл акта передачи-восприятия колдовства раскрывается в приговорах, которые произносит при исполнении обрядовых действ носитель тайного знания. Расставаясь с ведовством, умирающий колдун берет в руки посошок и произносит: "Дядя домовой, спасибо тебе за службу, садись, полезай в сердцевину этой палки". Следующее обрядовое действо совершается уже близ дороги. Втыкая здесь свой посох, колдун приговаривает: "Кто первый коснется этой палки, тому служи так же, как и мне служил; будь при жизни его казаком; по смерти он будет твоим". Из приведенного примера следует, что посох (батог, палка) потому и является сакральным атрибутом, что через него действует заключенный в этом предмете дух.


Ведовство передается и с палкой (батогом, посохом, тростью), осмысляемой в народных верованиях как магический атрибут колдуна. Например, с ее помощью осуществляется магическая власть пастуха над стадом. В одной из севернорусских бывальщин перед смертью "знающий" пастух передал другому вместе с пастушьей трубой палочку: "Я тебе, брат, оставлю наследство, паси коров, медведь не съест ни одной". Получив такое "наследство", пастух лишь выгонял стало на определенное место, а затем возвращался обратно - коровы сами и своевременно выходили из леса целыми и невредимыми. Вариант: умирающий колдун держал свою палку (батожок) в руке; его племянник, взяв этот батожок, неожиданно для самого себя сделался колдуном. Если же желающего стать преемником не находилось, колдун передавал свою магическую силу палке и бросал ее на дорогу: ведовство переходило к тому, кто поднимал оставленный с определенным умыслом магический атрибут.


Согласно некоторым мифологическим рассказам и поверьям, колдовство может быть передано и через кружку с водой, которую умирающий колдун передал мальчику, воспользовавшись его неосведомленностью. Правда, обретя таким способом магическую силу, последний не сумел справиться с ней и вскоре умер. Семантика воды выявляется при сопоставлении с одной из белорусских бывальщин: колдун перед смертью, желая передать ведовство, налил полный стакан водки, пошептал что-то над ним, плюнул туда и предложил выпить своему внуку. Как выясняется, в народных верованиях вода или иная жидкость (в данном случае - водка) эквивалентна слюне, например змеиной или - со временем - человеческой.


С формированием понятия "чернокнижие" в бывальщинах вместо устной вербальной магии нередко фигурирует письменная - некие "знаки", "записки", "маленькие книжки". Обычно простым смертным не дано их видеть и, тем более, знать, что в них написано. Если же и случится, что такие "книжки" попадут в руки непосвященных людей, то они вскоре бесследно исчезнут: "У ей книги были, ребята и попросили: "Дай поглядеть книжку". <...> Они взяли (чтоб иконы в доме не было надо), стали читать. Дочитались, что столы и все заходило по комнатам. Выскочили вон, а утром пришли, а уж в доме книги-то и нет, исчезла". Колдун же тайно носит ее при себе под пятой в сапоге или лапте. Заключенные в этой книге таинственные письмена имеют такую силу, что даже не умеющий ни читать, ни писать, обретя ее, действует как грамотный. Этот сюжет имеет более полный аналог в белорусской традиции. Согласно ей, тайное знание усваивается из книги, найденной под огромным камнем. На этой книге, раскрыв ее, посвящаемый в колдовство должен был заснуть и спать до глубокой ночи. А затем, по воле неизвестно откуда взявшегося "панича у капелюшы", дублирующего собственно колдуна, читал вслух, вопреки своей неграмотности, начертанные в ней письмена. Он хорошо запоминал содержание книги и с этого времени знал, что и в каких случаях ему следует делать. Книгу клали на прежнее место: ведуны лишь получали свободный доступ к ней.


Помимо описанных действ, в состав обряда посвящения в колдовское искусство входит и вербальная магия. Впрочем, нередко она отрывается от обряда и даже заменяет его. По рассказам, "словам" учатся преимущественно на Иванов день: "Хочешь, я тебя словам научу?". По-видимому, речь идет о заговорах: "<...> вси стихи ему сказал". Или: "Тогда колдун <...> стал читать заговоры и прочее колдовство. Мальчик повторял за ним и таким образом перенял колдовство". По мере трансформации представлений о могуществе заговорного слова его подчас называют "сказкой": "Колдуны сказывают сказки. Если упомнишь такую сказку, то сам станешь колдуном. Мою дочку тожо колдунья хотела научить. Она уже сказку стала сказывать ихнюю. Я ее вовремя остановила, за волосы как следует оттаскала. Так не стала больше сказывать".


Возможно, позднейшие представления о ведовстве как о черном знании - чернокнижии обязаны тому уважению, которое оказывалось тайному знанию в язычестве. По сведениям, зафиксированным в XVIII в., подобная книга прочно ассоциировалась с нечистой силой: "Кто найдет такую черную книгу и станет читать, то немедленно предстанут множество дьяволов, и станут просить работы".


Общераспространенным является поверье: колдун, передавший свое искусство, и прежде всего заговоры, другому лицу, утрачивает магическую силу: его "слова" больше не действуют. Отныне они во власти восприемника. Иная версия: колдун не лишится своих сверхъестественных способностей, в том числе и силы заговоров, если число его учеников не превысит девяти. Причем в любом случае колдун передает тайные знания тому, кто моложе его.